за Агату пока нет

- Серьезно рад? - в голосе мелькнуло усталое, но довольно ерническое любопытство. Гарри устал. Даже не так. Он за...ся. В середину можно было вставить абсолютно любое сочетание звуков, потому что ни одно матерное слово не выразит всю степень желания отдохнуть и посидеть в тишине.
Просто. Посидеть. В тишине.

Казалось бы, у тебя есть собственный кабинет. Уйма подчиненных. Кабинет, как минимум, можно закрыть на ключ. Или на заклинание. Или поставить щиты, если совсем уж задолбали. Вот только он не мог. Он даже уйти не мог пораньше, как делали довольно многие из сотрудников. Не все. Далеко не все. И вот один из любителей припоздниться явился пред светлы очи.

Очи эти выглядели заинтересованными. Честно признаться, Гарри за ворохом дел забыл про очередную жалобу Брадса. Ей-Мерлин, он когда-нибудь отправит этого фанатика доносов куда-нибудь...в Сибирь. Гермиона говорила, там холодно. Чтобы остыл. И задание какое-нибудь выдумать посложнее. Пусть найдет там страшного-престрашного домового. Или что там у русских есть? Нужно проконсультироваться с Герми. И вообще, он вроде обещал к ним в гости зайти? На этих выходных или на прошлых?
Обведенный в календаре кружок с подписью грустно сообщал, что на позапрошлых. - Да вашу ж.. - не заметил, что выругался вслух. Горестно сняв очки, взъерошил волосы и устало растер лицо.

Посидев так пару секунд, отнял от лица руки, увидел, что его ночной визави не исчез и не оказался плодом воспаленного воображения. Вздохнул. Нужно завязывать с тем, чтобы работать больше всех в этом сраном Министерстве. Вот, приехали. Его уже и Министерство раздражает. - Когда ты вообще спал в последний раз? А ел? - вспоминалось с трудом, ибо делал это чаще всего на автомате.

Со времен победы над Лордом, выпуска из Хогвартса и поступления на магспирантуру прошло несколько лет. Он полностью погрузился в учебу, а потом и в работу. Иногда даже Гермиона говорила, что хватит бы уже учиться. Гермиона! Попутно старался выкроить время, чтобы поддерживать хоть какие-то социальные связи, но получалось плохо. В итоге вышел отличный глава аврората, но довольно замкнутый и слишком одинокий человек. Впрочем, едва ли что-то изменилось со времен школы. Там был отличный герой и довольно замкнутый и почти одинокий мальчишка. Сейчас он просто стал старше.

- Выпить хочешь? - откинувшись в кресле, рассматривает Малфоя. Еще один работяга. Тоже сидит до последнего. Даже иронично, насколько похожим оказался подход у них к работе. Что он пытается доказать? Отбелить имя? Может, стоит таки парня повысить? Ведь ты, Потер, прекрасно знаешь, что этот придурок последний, кто хотел бы убить Дамблдора. И кто мог бы это сделать. Просто им вот так не повезло. Кстати, он как-то общался с Люциусом и Нарциссой. Встретил их в коридорах Министерства. Не выдержал, подошел. Война неплохо вправляет мозг, напоминая, что союзников иметь лучше, чем врагов.

Многолетняя вражда с Малфоем, неприязнь к нему утихала с каждым новым отчетом о работе Драко. Уважение проклевывалось постепенно, но росло. Гарри всегда ценил тех, кто полностью отдается своему делу. Наверное, это в стиле Гриффиндора - прощать, давать еще шансы, пытаться протянуть руку помощи тем, кто ее, скорее всего, не заслуживает. Ну вот, его потянуло на философствование.

От слов перешел к делу. Встал, прошел к шкафу. Без заклинаний достал бутылку коньяка, налил ему в стакан, сам отхлебнул из горла. Вернулся на место, махнув рукой на кресло для посетителей. Какое-то время молчал. Наверное, ему, как начальнику, надо отчитать этого дурака. Лезет на рожон. Пытается что-то кому-то доказать. Но если повысить, запереть в четырех стенах кабинета, завалить отчетами и бумагомарательством - не станет ли хуже? Не превратится ли Драко в Люциуса со временем? Не станет ли также на поводу у родителей пытаться в интриги и прочее, чем занимался Малфой старший? Эти опасения не давали совсем уж игнорировать доклады остальных авроров.

- Вы меня откровенно заебали. Оба. - не стеснялся в выражениях сейчас. Ему было плевать: напала какая-то апатия, от чего лениво развалился в кресле, радуясь, что к работе можно будет вернуться позже. На столе лежала кипа отчетов, подозрительно напоминающая "маленькие" сочинения Гермионы по астрономии. Свитков на десять разом, ага.

- Что мне с тобой делать, м, Драко? - усмехнулся, снова делая глоток и рассматривая собеседника. Он уже много раз и орал, и пытался разговаривать нормально. Не доходит. Хоть ты тресни, не доходит. Начинал даже жалеть, что нельзя как в Хогвартсе: снял баллы и отправил на отработку. Еще и рявкнул, как Снейп, чтобы боялись даже дышать в сторону повторения банкета. - Вот ты и начал понимать Снейпа. Вот ты и вырос.

извечный путник мой – т о с к а по милой
а спутница – а п а т и я навечно нелюбимая

отсюда открывается вид на салют, где пляшут дети бога. под музыку изгибаются себе на радость и радость тем, кто с ними в эмоциональный унисон. смертные – такие славные создания. им век отпущен, но они плывут по жизни без оглядки, стараясь оторвать как можно больше счастья от момента, в котором оказались или окажутся впоследствии. а может быть и нет, кто знает, что задумали те-самые чертовки, которые особенные нити наматывают без остановки.

- о чем мысли твои, бог алкогольного безумия?

бог виноделия задумчив, а внутри печален. ему не хочется здесь ничего. ему бы сейчас вновь упасть на дно бокала, в котором забывается все и всё. но когда это помогало? [п р а в д а : уже давно не помогает] дионис димитриосу не отвечает, желая продлить время своего внутреннего созерцания прошедших лет. молчит, продолжая поддерживать свое великолепное во всех проявлениях апатичное настроение. уж лучше так, чем резать мирской народ на все четыре стороны земного шара.

- ну же, дионис! ты обещал! обещал! обещал! – сатир воет свое "обещал" неприлично громко, аж уши закладывает. менады расценивают это как призыв и обступают короля вечеринки.

- великий, прекрасный, чудесный! бог неистовости! бог гуляний! просим-просим тебя поскорее, умоляем, вернись к нам и сотвори чудеса, каких не видывали люди ранее!

- пусть вино течет рекой! – поддерживает сатир.

- а лучше пусть океаном! – ликуют менады и кружат вокруг божественного создания.

дионис звучно хлопает по столу рядом. все присутствующие на балконе – замирают. он взглядом своим изучает сатира и менад, и краткий миг гнева сменяется на милость. губы его плавно изгибаются в улыбке. также плавно он встает из своего кресла на ноги, чтобы видеть мир вокруг, прежде растаявший за картинками воспоминаний.

- не мучай себя, милейший бог. не мучай, - димитриос тянет бога за руку, привлекая к ведрам наполненным наркотиками и алкоголем. – исцеление близко. матушка твоя, семела, велела мне за тобой присматривать.

- не того она выбрала в смотрители. ты предлагаешь мне забыться, сатир. это давно не помогает, но, клянусь, раз дал обещание отвлечься – отвлекусь. готовься сатир, мы взорвем этот берег!

сатир радостно прыгает к столу и начинает разливать пойло по бокалам. собирает дорожки, чтобы максимально вдарить по нездоровому сознанию божества. дионис не следит за другом, а приближается к перилам, чтобы взглянуть на вечеринку с высоты не_птичьего полета. разноцветные огни пляшут по людской массе, освещая радостные лица. смертные пьют, танцуют, жаждут достигнуть максимальной точки сладости и радости. диджей играет с телами мужчин и женщин через свой пульт, задавая и меняя ритм как ему заблагорассудится. в воздухе парит и разрастается чувство свободы. бог цепляется за это чувство и ему становится легче. энергия питает его и придает сил. кажется, что этот вечер может закончиться хорошо, но …

звуки_музыка покинули весь этот мир, а еще его покинули все люди. взгляд диониса сосредоточился лишь на одной фигуре, которая оказалась посреди всей этой пустоты. "как она похожа. видение? игра воображения? или чьи-то злые шутки?", - пальцы сверхъестественно сжимают несчастные перила, заставляя металл жалобно постанывать от силы. в груди красные развалины вдруг вновь начинают собираться в форму, в ту самую, которая способна всецело/полностью любить.

- дионис? что такое? – сатир испуганно глядит.

- ариадна…

- нет-нет, мы уже это проходили! н-не… - но было слишком поздно. напоминанием о том, что здесь был бог остались лишь разбитые напитки. – нужно связаться с семелой. если это опять галлюцинация, то только она способна как-то образумить его, - димитриос сочувственно смотрит на толпу внизу. – ох, как мне жаль… как мне жаль.

в пьяном угаре люди не совсем понимают, как среди них, из воздуха, появляется молодой и кудрявый молодой мужчина с видом, озабоченным до безобразия. вскоре и вовсе забывают, предпочитая продолжить танцевать, пить и веселиться всю эту ночь. дионис ловко пробирается через толпу, не проявляя воспитанность и грубо отталкивая всех, кто появлялся на его пути, успевая легким движением руки взбудоражить этих обиженных и заставить веселиться дальше не обращая ни на что внимания. с того самого места, где он увидел ее, он растолкал добротное количество людей, чтобы добраться до барной стойки и замереть на месте: "иллюзия или на самом деле?"

вот она, спиной к нему сидит. с волосами цвета темного-каштана, в платье кокетливом и с напитком в руках. говорит с кем-то, увлечена. протяни руку – и она твоя. но дионис медлит, не желая отказываться от этого сладкого видения. ему и так тяжко приходится… в его власти схватить ее, переместить на край света и запереть на все замки вселенной, только бы она вновь была его и только его. бог стягивается пальцами ткань на груди, там сердце вновь собранное из развалин болезненно пылает. но так странно, так необычно, словно… "а может не видение?", - дионис поддается вперед, чтобы назвать ее имя.

- ариадна, - спадает с губ, но имя теряется среди музыки и человеческого слога. и громом поражает бога в тот момент, когда чья-то рука мужская касается ее плеча.

все происходит слишком быстро, со скоростью не света, а тех чувств, которые испытывает [испытывать и будет впредь/всегда] бог к любимой. в руках его ломаются чьи-то пальцы, а с краю корчится незнакомый никому мужчина. но это не интересует диониса. он вновь как будто замер, превратившись в статую каких на свете много. он смотрит в карие глаза возлюбленной [когда-то и сейчас] девицы, которые ломают все устоит усердно выстроенные за несколькие сотни. ломаются опоры, земля осыпается под ногами бога. не буквально, но он чувствует, как падает в омут, о котором так молил довольно долго.

- ариадна… ты... настоящая? – всего-то произносит бог. – я наконец-то нашел тебя.

[indent] тишина . . .
[indent]
[indent] тягучая, удушающая, лапы свои костлявые тянущая к душам заблудшим, когтями на шеях их смыкается и - прощальный крик разносится по обители владыки мертвых, эхом отражаясь от стен обсидиановых, и тонет в безмолвных водах стикс.
[indent]
[indent] но мелиноя слышит ( не затихающий гомон в голове ), их всех, неупокоенных, недостойных ни полей асфоделей, ни элизиума, ни кануть в лету и обреченных ( приговорённых ) на вечное скитание по миру земному, ведь двери, ведущие в царство аидово, для них закрыты. навсегда.
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( а мелиноя медленно сходит с ума )
[indent]
[indent] аид предупреждал, что земли смертных таят опасность для нас, монстров, согнанных под землю, древних и обозлившихся - по чьим венам течёт яд змеиный, а сердца давно окутал прогорклый туман. для тех, кому не возносят молитвы и не строят храмы, но чтят, потому что боятся. но правда что? и потому ли мы - монстры, что вне милости у зевса и венценосных?
[indent]
[indent] слухами земля полнится, только вот отцовские слова мелиноя помнит и беспокоится за брата, ослушавшегося его и покинувшего подземное царство…
[indent]
[indent] мечется призрак, места себе не находит. мыслями гонимая на брег песчаный, угольно-чёрный, ( как те надежды, сны и несбывшиеся мечты, что покоятся на дне реки забвения ), изо дня в день мелиноя приходит сюда, тенью скользит меж скал острых, наблюдая за тем, как харон доставляет души умерших в мир иной ( до неё доносится и отдаленный лай цербера, что охраеяет врата в подземный мир ) и как после его одинокая сгорбленная фигура удаляется прочь. и все чего-то ждёт она…
[indent]
[indent] она была против ( обида цепями сковала сердце ), и слушать не хотела загрея, пресекая зарождающиеся надежды его о матери на корню. и даже, когда на руках своих она держала его почти бездыханное обмякшее тело и молила его остановиться, он был глух. ослеплённый ( одержимый ) одной идеей.
[indent] — не гневи отца и силы свои понапрасну не трать! молю тебя!!
[indent]
[indent] но тот мир не принимал его, отторгал, возвращая тело брата в аид. только в этот раз все обстояло иначе. в царстве, где балом вечно правила ночь, время текло иначе, так медленно, что иногда казалось, что оно течёт назад. но дни шли - песочные часы отмеряли последние песчинки, знаменующие завершение сегодняшнего дня, а загрей так и не вернулся.
[indent]
[indent] что или кто его там удерживает?
[indent]
[indent] ветер развевал ее тонкий полупрозрачный хитон, когда мелиноя, потеряв всякую надежду, удалялась прочь, во дворец из чёрного камня, над которым уже сгущались тучи. но что-то, словно невидимая сила, заставила ее остановиться, прислушаться - совсем тихие, неуловимые для смертных ушей, шлепки весла о гладь водную, а после и тусклый свет фонаря перевозчика душ разрезал тьму загробную. окружив себя покровом теней, она подобралась поближе к пристани и стала ждать, только вот когда знакомая фигура ступила на берег, и в человеке, на чьё лицо на миг упал луч света, она узнала брата - и незачем больше было прятаться.
[indent]
[indent] — загрей, - призраком паря над землей, она бросилась к брату, и искаженные формы стали приобретать очертания человеческого тела. взяв его лицо в свои ладони, она медленно скользила руками по его шее, плечам и рукам - нет ли нигде ран и ушибов - она прильнула к нему всем телом. живой. вернулся . . .
[indent]
[indent] и также резко отстранилась, изменившись в лице:
[indent] — ты обещал мне, что тот раз был последним, - испуганным голосом, срывающимся на плач, кричала ( сотрясая стены ) она. ты солгал! в тот день я пришла к тебе в спальню и, не обнаружив тебя там, все поняла.
[indent]
[indent] хоть она и покинула своё тайное убежище, но все равно старалась держаться в тени, скрывая от посторонних глаз ту часть своего лица, что была черна как смоль и уродлива как сама смерть ( и вспышки воспоминаний болью отдавались в памяти ), и даже длинные пряди волос не могли скрыть всего ужаса. — мне чудился лязг ножниц и как в последний раз дрогнула чья-то туго-натянутая нить…, - не закончив, мелиноя обратила свой взор на ту, что стояла позади брата; ту, кому он подал руку, спускаясь на землю; ту, ради которой он готов был пожертвовать собой и своей жизнью.
[indent]
[indent] комом в горле застряли нужные слова - „ мама ” - вслух которые произнести она не могла ( не хотела ), ведь может ли зваться так та, что отреклась от своих детей сразу после их рождения? вскормленная обидой и злостью и воспитанная совершенно другой женщиной, мелиное было нестерпимо больно смотреть ей в глаза.
[indent]
[indent] — персефона, - склонив голову в приветствии, она продолжила. вы и, правда, так прекрасны, как и говорят. разве только…, - помолчав немного, она улыбнулась одними лишь уголками губ, и продолжила. я вижу, на лице вашем следы духа подземного мира, он притаился в ваших кристально-чистых глазах, изгибах губ и в сердце . . .
[indent]
[indent]  [indent]  [indent] ( „ ты такое же чудовище как и мы! ” )

Победа над Альтроном далась Мстителям слишком дорогой ценой по мнению Ванды.
По официальным сводкам, потери среди мирных жителей минимальны - лишь десяток людей находились в критическом состоянии в реанимации, остальные отделались лишь поверхностными травмами. Никто не погиб стараниями возродившегося Щ.И.Т.'а. Всех успели эвакуировать из разрушающейся Соковии. Вот это повезло, посмеиваются между собой агенты в свободное время, а Ванде хочется выть. Ей хочется стереть улыбки с их лиц, потому что они не имеют никакого права быть такими счастливыми, когда она буквально разрушается изнутри. Пьетро так и не пришел в себя. Доктор Чо и ее коллеги разводили руками - его показатели были отличными, регенерация сделала свое дело, все повреждения исцелились. Физически он был в порядке. По всем законам медицины, он уже должен был восстановиться.

Но Пьетро упрямо не приходил в себя. Ванда грустно улыбается, понимая, что это очень в характере ее брата. Он всегда все делал ей назло. Не мог удержаться, чтобы не бросить очередной вызов всему этому гребанному миру. Доведенная до отчаяния Ведьма даже рискнула, и попыталась прочитать мысли находящегося в коме брата. Безуспешно. Его мысли были подобны хаосу, но хаосу для Ванды непривычному - словно пытаться одновременно смотреть с десяток включенных на разных каналах телевизоров. Алый туман едва коснулся его висков, Максимова не стала давить и пытаться силой прочитать брата. Единственное, что она уловила, это одно слово. Ее имя. И этого ей хватило. Пьетро жив. Просто спит. Ванда навещает палату своего близнеца каждый день. Проводит там буквально пару минут, чуть сжимает его плечо или же запястье, нащупывая пульс, иногда касается кончиками пальцев его щеки. И невольно улыбается. Алые искры охватывают похудевшие запястья, но он не просыпается.

Вернись ко мне, пожалуйста.

Ведьма обнимает себя ладонями, чуть поглаживая худые плечи, устраиваясь в кресле около его кровати. Она закидывает ноги на тумбочку, откидывая голову назад и с шумом выдыхая, чувствуя, как расслабляется каждая клеточка ее тела. Максимова даже не помнит, когда в последний раз полноценно отдыхала. Когда она действительно нормально отдыхала - Ванда была напряжена в окружении агентов и Мстителей, несмотря на их попытки наладить с ней отношения. И хотя их мысли были для нее, как открытая книга, Ведьма так и не нашла в себе силы поверить им. После того, что она с ними сделала? Ей не может быть прощения. Но тем не менее, Мстители простили ее - ей даже не нужно было прикладывать усилия, чтобы прочитать их. Они действительно ни в чем ее не винили. И от этого Ванде было очень плохо.

А что дальше?
Как она может жить дальше, когда ее брат все равно, что мертв?

Наташа. Клинт. Сэм. Стив. Черт возьми, даже Тони. Они все пытались повлиять на Ванду. Разговаривали с ней. Поддерживали ее. Но этого было недостаточно. Никто из них по-настоящему ее не понимал. Максимова проводит кончиками пальцев по тонкой коже запястья своего брата, прикрывая глаза. Она пытается найти в себе силы, чтобы встретиться с Эриком. Пьетро был не только ее братом, он был еще и сыном Магнето. Нет, не был, есть. Он не умер. Близнецы никогда не были близки с Леншерром, даже когда были членами Братства, но подобные связи нельзя просто взять и вычеркнуть. Когда-то давно они уже расстались на отрицательной ноте. Их отношения нельзя охарактеризовать каким-то однозначным термином, но кровь не вода - они не могут отрицать взаимное притяжение и любопытство.

А что могло бы быть, если...
Если бы Магда не испугалась и осталась с Эриком. Если бы Леншерр воспитывал и вырастил близнецов. Если бы им не пришлось пережить смерть своих родителей. Максимова до сих пор иногда просыпалась от кошмаров, связанных с именем Старка, хотя самого Тони уже перестала ненавидеть, увидев, что он искренне раскаивается в том, что сделал в прошлом. Никто не застрахован от ошибок. 

Возможно, только возможно, Ванда нуждается в своем отце больше, чем в лидере мутантов. Вернее, в настоящий момент она действительно нуждается в родном человеке. Поэтому никому не рассказывает о том, куда направляется. Она обманывает видео-камеры, угадывая слепые зоны [уроки Вдовы не прошли даром]. Легко и непринужденно улыбается Сэму, который попытался утянуть ее на очередную тренировку, в попытках отвлечь ее мысли от больничной палаты. В ответ она лишь неопределенно машет рукой с именной карточкой от Старка и подмигивает Соколу - по официальной версии она собирается на шоппинг. Все лишь облегченно улыбаются и расслабленно выдыхают - к ней относились как к атомной бомбе, ожидая взрыва в любой момент. Знали бы, к кому направляется их Алая Ведьма.

В особняк Братства Ведьма добирается за полтора часа - Эрику хотелось уединенности. Она три раза меняла такси, чтобы запутать возможную слежку - от Романовой ей передалась неустанная паранойя, в конце концов лицо младшей Максимовой успело примелькаться в новостях. Но ее никто не узнавал. Возможно, дело было в новом цвете волос - не так давно под давлением окружающих ее агентов, Ванда перекрасила волосы в светло-пшеничный, Пьетро бы понравилось. Теперь их сходство было еще более очевидно. Да и черты Магнето в выражении ее лица проступили более явно. Возможно именно поэтому, никто не задавал ей лишних вопросов, когда Ванда магией открыла двери особняка. Ей не нужно было уточнять, где Магнето - она уловила отголосок мыслей Эрика на втором этаже. Дверь кабинета была не заперта, но в любом случае, она не стала утруждать себя стуком.   

Здравствуй, папа, - Ванда с трудом находит в себе силы улыбнуться и встретить стальной взгляд Эрика. Он наверняка слышал о произошедшем в Соковии, но не мог знать, что именно там произошло - Щ.И.Т. выдал СМИ крайне скупую на подробности сводку событий. Руки ведьмы не могут найти себе покоя - она щелкает пальцами, поправляет подол платья, заправляет за ухо выбившуюся прядь волос, сдвигает на пару сантиметров никому не мешающую кружку с уже давно остывшим чаем. Само его присутствие одновременно и нервирует Максимову, и успокаивает. Раздражает.

Пьетро в коме, - голос звучит на удивление ровно и даже безэмоционально, совершенно не отражая бушующих в груди Ведьмы эмоций. Невольно она чуть расправляет плечи, не отводя взгляда от лица своего отца.

[indent]Откровенно говоря, Нью-Йорк я так и не смогла искренне полюбить. Слишком шумный, слишком грязный, слишком многолюдный. Слишком слишком даже для той, что привыкла к масштабным пирам асгардийцев, которым было незнакомо слово "мера" в принципе. Но тем не менее, меня с этим городом связывало многое. В том числе поражение Локи, которое открыло портал для таких, как я. Читаури пробили брешь между мирами, через которую в Мидгард сбежали многие. Изначально я не планировала покидать родной мир, но пришлось импровизировать, потому что изменения в магическом фоне почувствовали все, способные на это. И те, кто помнил Хелу, тоже. Она вернётся, я точно знаю. И несмотря на всю мою ненависть к первой дочери Одина, это не моя битва. Мне её не победить. Даже Тору не победить. Но и вмешиваться, зная исход, я не имею права. Мир найдёт способ излечить сам себя. Даже если земля Асгарда погибнет, его люди будут жить дальше. Надеюсь, Тор вовремя поймёт это. Именно на его плечи возложена миссия пронести сквозь века нашу культуру, не дать ей погибнуть на самом деле. Потому что нас с Локи рядом не будет. По разным причинам. Не уверена даже, что трикстер заглядывал так далеко, как я. Возможно, он не знает, какое будущее ему уготовано. Или, наоборот, всё знает, и всеми силами пытается избежать подобного исхода для себя. Не могу его винить, но надеюсь, что Лафейсон помнит про свою давнюю подругу, которая всегда-всегда была на его стороне. И не готова терять своего товарища по шалостям.

[indent]Фригга помогла мне развить дар предвидения, дарованный от рождения, но он лишь сводит меня с ума. Я никогда не хотела знать своё будущее, поэтому пыталась подавить свой дар, игнорировала посылаемые мне видения, сопротивляясь урокам всематери. Я хотела бы погибнуть рядом с теми, кого считала сёстрами, рядом с другими валькириями. Я ведь даже не смогла вовремя предупредить их, попытаться их как-то спасти, потому что не умела контролировать свой дар, не увидела вовремя нападение той, которую небезосновательно всегда боялись. Возненавидеть приёмную мать я так и не смогла, ведь она действительно пыталась переломить моё собственное упрямство. Жаль, что многие преподанные ей уроки я поняла лишь спустя время. Но теперь я буду готова. Я знаю, как умрёт старшая сестра Тора. И знаю когда. А я буду жить. Обязательно потанцую над её могилой. Но пока рано. А выжидать я давно научилась. Моя месть будет сладка, потому что нет ничего приятнее смотреть, как падёт твой злейший враг.

[indent]Я вернулась в Нью-Йорк в тот год, когда бывшую башню Старка полностью перестроили. Теперь над городом горит гордое "Мстители", а я лишь презрительно морщусь каждый раз, когда высотка попадает в моё поле зрения. Мне приходится пару раз сморгнуть, чтобы сосредоточиться на картинке настоящего мира, отгоняя видения возможного будущего. Я ещё не совсем понимаю, в каком именно варианте нахожусь, но все силы вкладываю в то, которое в итоге будет выгодно именно мне. В запасе у меня ещё несколько лет, поэтому позволяю себе расслабиться. Свою ошибку я осознаю лишь тогда, когда широкая, даже несколько пугающая, улыбка появляется посреди моего пентхауса, который я успела облюбовать и уже обжиться в нём. Чешир всегда был таким бесцеремонным. Недовольно скрещиваю руки на груди, ожидая, когда Кот полностью появится передо мной в своем человеческом обличии. Цокаю языком, когда в очередной раз исчезает ослепительно белый оскал острых зубов. Выпендрёжник.

[indent]- Через минуту я возведу защитный купол вокруг своей квартиры, - громко фыркаю, поднимая руку и скрещивая пальцы, - И тебе повезёт, если тебя не разрубит пополам, - прищуриваясь, поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь отследить мерцание, которое всегда сопровождало Чеширского перед его эпическим появлением. К счастью или к сожалению, я слишком хорошо его успела узнать за столетия нашей истории. Какое-то тёплое чувство поднимается в моей груди от осознания того, что он сам решил навестить меня. Скучает. Улыбаюсь, экранируя свои эмоции, полностью закрываясь от него. Наша игра никогда не надоест нам обоим.

[indent]- Раз, - на моих губах широкая ухмылка, которая должна его выбесить окончательно.

[indent]- Два, - скрещиваю пальцы сильнее, прикусывая нижнюю губу.

[indent]- Три, - громко щёлкаю пальцами, прекрасно осознавая, что он, оставаясь невидимым, притаился где-то рядом. Поиграем?

меня от тебя дико кроет // я от тебя себе вены вскрою
— давай я попробую тебя по изгибу твоих_моих ран будущих —
   

шалость удалась – всем понравилось. лишь некоторые могут кукситься [вероятно ангелов представители] из-за неуправляемости демонической. похуй, пляшем // действуем дальше – по наклонной вверх или вниз – как покажет ситуация, время и место.

сегодняшние занятия в саду, полеты туда-сюда, под предводительством великого и ужасного [нет] геральда проходили успешно. тренировки всласть выбивали опору из-под ног и сознание улетало все дальше и дальше после очередного взмаха крыльев. сколько уже лет, а мими все не привыкнет к сладкому/радостному этому чувству, которое даруется всем истинным ангелам/демонами, да и непризнанным в конце концов. к чувству, которое сопряжено со свободой внутри вен и различных их ответвлений алых, когда оказываешься в воздухе, далеко-далеко от поверхности. а если это еще и не сопряжено с какими-либо целями, то всласть можно насладиться этим одухотворяющим аффектом.

- эй, мими, - равняется энди рядышком. демоница забавную и недовольную моську корчит, всем видом показывая неудовольствие. – как твоя новая соседка? ты ее не обижаешь?

- о! – оживает мими, слишком резко меняя свое настроение. – а ты втрескался в нее что ли? о лоре ты так не беспокоился, если мне не изменяет память, - девушка делает кувырок в воздухе, между делом оставляя краткое эхо своего смешка в воздухе. – ну чего застыл? отвечай или я не отвечу.

детский сад, не иначе, но какая разница, когда покалывает вся ситуация веселостью и забавностью? мими от этого только радуется, отчасти напоминая какого-то почти_вампира энергетического, хотя лишь преследует свои личные плюсы для повышения настроения. игры словесные/нет – один из способов.

- нет, ничего я не втрескался.

- спорим – что втрескался? - зловеще так ухмыляется.

- мими… я просто интересуюсь ее состоянием, - раздражается непризнанный.

- а я участвую в ее состоянии, - неоднозначно демоница высказывается и ныряет в пух и белоснежный прах облачный.

   
вики уокер - отдельная история, поди сказка, которую следует рассказывать взрослым на ночь. в этой сказке только самые красивые картинки, самые глубокие и чувствительные смыслы запрятанные за длинными предложениям из букв/слов сложенных наспех, но точечно, самим великим провидением [считай – все  и д е а л ь н о]. вики, безусловно, засела в мыслях переставая быть только рассказом, а уже превращаясь в факты. но если вернуться к началу – какая обложка у это сказки. awww ~

мими размышляет, лежа на своей кровати. языком по губам ведет, раздумывая о соседке, которая в такой славный вечер где-то пропадает. возможно изучает местные красоты, сложенные из кучи всего того, что смертным лишь после смерти уготовано встретить [какая-то тавтология, но смысл понятен].

здесь, в мире "за занавесом" человеческой жизни, все по-другому. даже звезды складываются в причудливые скопления напоминающие целые произведения еще никем там на земле не придуманные. отсюда вся благодать идет в умы/разумы смертные, отсюда вся планета страдает или радуется, именно здесь принимаются все решения с легкой руки шепфа и его верных-верных ангелов-прихвостней.

здесь [дубль два], в мире "за занавесом" человеческой жизни, гораздо красивей, величественнее. энергия ткет по мановение вселенского замысла все, что мы видим кругом. и, кажется, что именно с ее вселенской руки происходит внезапное.

- вики, - шумно/прерывисто выдыхает мими, когда и секунды подумать не дает непризнанная, ворвавшись в их совместную обитель. при этом слишком быстро оказывается сверху, слишком быстро разрывает всякое расстояние являясь вдруг слишком пламенной. н е о ж и д а н н о. – поразительно, как одна ночь способна раскрыть потенциал одной симпатичной непризнанной, - умиляется демоница, пока еще игнорируя поступивший запрос и этот суровый вид.

ей однозначно нравится, как обстоят дела с их взаимным сожительством.

- чертовски хороша, - мими удается частично освободиться от горячей хватки девицы, которая продолжает прижимать к кровати. получается пальцами скользнуть по женской шее, кончиками по скуле пройтись и замереть на подбородке. – но очень напряжённая. давай измени положение.

мими использует крылья как рычаг и довольно резко вскакивает, успевая прижать к себе непризнанную и вместе усесться на кровати. делает все аккуратно, явно пользуясь такой нестандартной техникой не первый раз в своей жизни. смотрит в глаза девушки, что задала вопрос явно не слишком внятный и ни разу мими не понятный.

отпускает, но не отодвигается слишком далеко от нее.

- какого блядь черта? знаешь, я же встречала черта. тебе какой нужен именно? уверена, мы выбьем из него все необходимые ответы на твои вопросы, - не сдерживаясь тараторит мими в своей непревзойденной и беспечной манере. концовку делает тихой по громкости, а потом вовсе меняется в лице – серьезней становится. – но чтобы мне окончательно понять о чем идет речь, выскажись не так как в прошлый раз. уверена, что как только мы закончим с этим разговором у нас будет время еще раз поиграть в "прижималочки", хе-хе, - мими подмигивает, слишком стремительно и быстро соскакивая с серьезного диалога.

видит, что вики злится, но пока не понимает к чему все это. не понимает, что вообще могло случиться такого из-за чего покрывается неглубокими складками этот прекрасный непризнанный лобик.

Смерть не принесла того покоя о котором вещают священники на земле. Вики попала в школу для ангелов и демонов и ее захватил водоворот новых приключений. И вот совсем недавно ей стало известно, что в ее смерти виновен кто-то из бессмертных, ведь вспомнила, как незадолго до аварии видела соседа, который оказался мертв уже на протяжении нескольких дней. Девушка закрылась ото всех и пыталась осознать все произошедшее. Особенно ее волновал вопрос кому же она понадобилась в этой школе, раз он решился на такой жестокий поступок. Да, Уокер нравилось в школе ангелов и демонов, ведь в короткое время ей удалось завести дружеские отношения с многими ребятами и терять их не хотелось. Но при всем этом в голову настойчиво лезли мысли о том, как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она не погибла. А главное оставалась кровоточащая рана, ведь беспокойство за родителя никуда не делось.
Для кого я всего-лишь игрушка? Кто так безжалостно влез в мою смертную жизнь? Возможно этот кто-то именно из этой школы. Ведь встречали меня Геральд и Мисселина и именно они проверяли меня. Эти мысли разрывали голову и подозрения падали на многих, даже на ту же самую мать, которую Ви, как оказалось совершенно не знала. И чтобы не сойти сума пришлось все же выйти из своей раковины и постараться постепенно разбираться в данной ситуации. Конечно же друзья не могли не заметить подавленного состояния непризнанной и приставали к ней с расспросами. Но ей не хотелось пускать кого-то к себе в душу и думать сейчас своей головой. Правда был один тот, кому уже было известно все обстоятельства дела. И это был никто иной, как Люцифер. Поверить в то, что этот демон будет сплетничать с кем-то о Вики было бы очень странным, но все же брюнетка решила поговорить с ним и попросить не распространяться об истории ее гибели. И чтобы им никто не мешал, она выбрала вечернее время и направилась в комнату сына Сатаны.
Была уже почти ночь и направляясь в спальню к Люциферу, девушка заметила, как он сам выскальзывает из своей комнаты и тихо направляется куда-то. Ей стало интересно что же задумал этот неугомонный демон и потому она тихо пошла за ним. Уокер успела не много узнать его и знала, что такой его загадочный вид не сулил ничего хорошего, а значит этот черт что-то задумал. И тут задачка сложилась в уме, ведь Ви вспомнила что на днях в школу прибыл один из представителей Цитадели и он привез с собой артефакт, который очень заинтересовал твердолобого друга. Он как-то рассказывал о том, что эта безделушка когда-то принадлежала Аду и приспешники Небес отобрали у них сильную игрушку.
Вот же неугомонный. Если тебя поймают, то выгонят и отцу уж точно ничего доказать не сможешь, а лишь еще больше разозлишь этого тирана. Вики понимала, что нелюбимый сын готов пойти на многое, дабы доказать родителю что чего-то стоит, вот только Непризнанная не готова была закрыть глаза на такое сумасбродство. Он стал ей дорог и потому именно ей придется вправить мозги этому упрямцу. А заставить себя выслушать она уж точно могла, Вики отличалась таким же непробиваемым характером и не привыкла пасовать перед трудностями. И необходимо было действовать, как можно скорее. А значит хватит играть в сыщиков, а включать психоанализ.
- Милый, не меня ли ты ищешь? Брюнетка вышла из-за колоны и решила немного привлечь к своей персоне внимание нестандартным способом. Люцифер явно не ожидал, что кто-то заметит его передвижения и конечно же не мог подумать, что Ви поймет его намерения и будет его отговаривать. А она именно этим для начала и решила заняться. Девушка подошла к другу в плотную и заглянула в эти непроницаемые глаза, показывая свою решимость идти до конца, а только потом решила выложить все карты на стол.
- Если решился на авантюру, то знай, что я тебе не позволю наделать глупостей. Еще не хватало чтобы тебя выгнали из школы из-за этого. Я буду твоей совестью и тенью и буду следовать по пятам. Непризнанная прошипела эти слова прямо на ухо демону, чтобы их никто не смог подслушать и для этого ей пришлось подойти почти вплотную к нему и встать на цыпочки. Со стороны могло показаться, что у них что-то вроде тайного свидания и парочка желает уединиться, но лучше уж так, чем подозрение о намерениях обворовать представителя Цитадели.

– С чего начнём? – спросила Инеж.

– Начнём с того, что уберёмся отсюда и найдём тебе приличную одежду. О, и вот что, Инеж, – Бреккер открыл дверь приёмной и пропустил девушку вперёд, – больше никогда не подкрадывайся ко мне.

В роскошном коридоре с обитыми шёлком стенами всё ещё витал удушающий аромат медового парфюма, но ни владелицы борделя, ни её громил-телохранителей не было видно. Должно быть, удалились в смежные комнаты, из которых, Каз не сомневался, Танте Хелен подслушивала каждое слово сквозь замаскированное отверстие в стене, пробитое специально для этих целей.

Бреккер держался немного позади, пока они шли вдоль ряда безвкусных картин к позолоченным дверям в главный холл, где девушки встречали и завлекали клиентов, чтобы потом увести по винтовой лестнице в комнаты наверху.

Полупрозрачные поддельные шелка едва прикрывали худенькую фигурку нового паука, в её волосы были вплетены такие же фальшивые золотые монеты, на руках болтались широкие обручи, на ногах – более узкие с колокольчиками. И всё же Инеж двигалась настолько легко и мягко, что ни одна из этих дешёвых побрякушек не издавала ни звука. «Как будто невесомая тень. Призрак!» – восхитился про себя Бреккер. Единственным источником шума был он сам, когда постукивал тростью и наступал на поскрипывающие половицы, скрытые под роскошным ковром.

Он только начинал осознавать, насколько удачная вышла сделка. Инеж стала первым человеком за много лет, заставшим его врасплох. Каз мгновенно просёк потенциал, который скрывался в этой маленькой девчонке. Он знал, что не ошибся в её способностях, но помимо полезных для банды талантов в ней имелось кое-что ещё. За столько времени в Бочке Бреккер с лихвой насмотрелся на людей, сломленных жизнью. Сработаться с ними было крайне сложно, и его новая подельница вполне могла оказаться одной из них – матёрой проституткой, от отчаяния вошедшей во вкус, или апатичной куклой, совсем потерявшей веру. Только поговорив с ней, Каз понял, как ему повезло: несмотря на внушённый страх, в Инеж оставались и злость, и храбрость, и воля к свободе. Её не сломил целый год в Зверинце.

Глядя на узкие плечи, покрытые нарисованными леопардовыми пятнами, Бреккер решил, что сделает из этой девушки самую опасную бандитку в городе. Заставит выучить каждый район Кеттердама как свои пять пальцев, научит вскрывать любой замок, покажет, как драться и обращаться с ножом… Ни один крюге из той суммы, которую он с таким трудом выбил вчера у старика Хаскеля, не пропадёт зря. Инеж станет его призраком и поможет заработать в десять… Нет, в двадцать раз больше!

С этими воодушевляющими мыслями Каз следом за Инеж вышел в большой полутёмный холл. Дышать здесь было почти нечем – в каждом углу горели лампы с благовониями, испускающие тяжёлый, сладковатый запах ванили. На бархатных диванах тут и там валялись расслабленные мужчины, окружённые стайками полураздетых девиц. Отовсюду слышались пьяные голоса и наигранное хихиканье. Казу сложно было понять людей, которые стремились проводить здесь время. Из этой душной комнаты хотелось поскорее убраться. Он заметил, как Инеж неуверенно на него покосилась, и кивнул в сторону выхода.

По пути они пересеклись с одним из клиентов, который сначала с интересом оглядел их обоих, а потом остановился и принялся жадно рассматривать Инеж. Всё её тело напряглось, но она не отстранилась, проходя мимо. На мгновение перед Казом будто приоткрылась невидимая ширма, и он увидел, на какую жизнь работорговцы обрекают своих жертв. Ему вдруг захотелось размахнуться тростью и выбить зубы этому человеку, пожирающему фигуру Инеж полным похоти взглядом. Должно быть, это желание отразилось на лице бандита, потому что мужчина, посмотрев на Каза, приподнял руки в жесте перемирия и поспешил удалиться.

Когда позади закрылась дверь, дорогу тут же преградили местные вышибалы. Инеж замерла. Каз порылся в пальто и с бесстрастным видом развернул перед лицами громил документ с размашистой подписью Хелен и печатью из синего воска. Хотя им понадобилось время, чтобы вчитаться, в конце концов, они отступили. Бреккер убрал бумагу во внутренний карман, обогнул свою спутницу и захромал вниз по ступеням.

– Пойдём, – бросил он через плечо, не взглянув на Инеж. – Как хорошо ты знаешь город?

Каз знал, что работницам борделя обычно было разрешено перемещаться в пределах туристического района, но Хелен упомянула, что однажды Инеж пыталась сбежать. Кто знает, каким было наказание?..

Понимание прокатилось по ней волной мелкой дрожи, и Люмин застыла, вслушиваясь в замерший во времени крик о помощи, обращенный к тому, кто так его и не услышал — или не пожелал слушать. Не нашедший ответа, он пронзал века, чтобы наконец-то достигнуть хоть какого-то адресата, и когда пригвожденная им к месту Путешественница подняла широко распахнутые глаза на Тарталью, то по взгляду его, непривычно спокойному и пристальному, поняла, что он знает тоже. Может, оттого, что Предвестникам известно больше; может — оттого, что он прочел это по ее сведенному судорогой лицу — ни для кого в Тейвате ее поиски не являлись секретом, и сложить два и два было бы несложно: мало что в этом мире имело на Люмин влияние столь же сильное, как упоминание о нем.
Пожалуйста, отзовитесь
Пожалуйста
Пожалуйста, Итэр!
Люмин судорожно вздохнула, раскалывая сжимающийся вокруг кокон наваливающегося отчаяния.
— Да, — согласилась она с нехарактерной готовностью, — да, давай уйдем отсюда поскорее. Карту, — потребовала Путешественница от здешнего механизма, — карту помещений. Покажи дорогу к ближайшему выходу.
Одно из устройств рядом с ней послушно вспыхнуло травянисто-зеленым, разворачивая проекцию, по всей видимости, комплекса: он оказывался куда просторнее, чем Люмин себе представляла — темный проход за их спинами вел вниз, к разветвленной системе залов, расползавшейся под разломом. Сквозь череду помещений тянулась белая нить проложенного системой пути, упиравшаяся в один из дальних коридоров — и точно такая же светящаяся полоса легла на плиты под ногами путников, указывая им путь во мрак.
— Надеюсь, ее планам можно доверять. Этому месту сотни лет, она могла давно выйти из строя... но попробовать стоит.
Воспользоваться приглашением она, однако, отчего-то не спешила — замерев рядом с повисшей в воздухе проекцией, Путешественница отсутствующим взором глядела на мерцающие огни дешретовской техники, и странно медлила, словно мысли ее сейчас были вовсе не о том, как выбраться отсюда.
Ей давно стоило бы привыкнуть к тому, что она идет за ним след в след, то и дело спотыкаясь об оставленные им осколки — будь то древние руины, фрагменты воспоминаний или оборванные послания — но напоминания о брате все так же неизменно выбивали ее из колеи, и если в начале пути она искала их с жадностью, то теперь встречала каждое с затаенной тревогой, потому что не знала, что именно оно принесет.
Застывшие в янтаре времени крики; покинутый народ; война, начала которой Люмин не понимала, а конца — не видела. и титул — как одежда с чужого плеча, непривычный и неуместный, искаженное эхо того, которым они когда-то обладали.
Ваше высочество
Принц Бездны
Итэр, которого она помнила, никогда не бросал ничего своего — ни людей, ни сестру, и от мысли этой к горлу подкатывал душный ужас. Ей начинало казаться — и Люмин с трудом признавалась в том самой себе, предпочитая гнать подобные мысли— ей начинало казаться — и страх этот, задавленный усилием воли днем, неизменно настигал ее во снах — ей начинало казаться, что тот, кого она ищет, более не похож на того, кого она потеряла.
Она развернулась неловким ломаным движением, будто забыла, как шевелиться, и встретилась взглядом с Чайлдом — даже озаренный мертвенным светом древней техники, он показался ей внезапно особенно простым и здешним — единственное живое среди холодных машин, мертвых сводов и отголосков давно умолкших голосов; последнее настоящее в царстве теней и мороков.
— Идем, — сказала она странным голосом, и тоне его не было ни прежней уверенности, ни спокойствия, — идем отсюда, пожалуйста.
Переплетающиеся коридоры озарял лишь тусклый свет ламп, явно служивших запасным освещением, но кое-где сохранились и остатки основного — время от времени они выныривали на эти островки яркого света, чтобы через несколько шагов вновь погрузиться в полумрак. Белая линия уверенно вела их через лабиринт подземных сооружений, мимо темных провалов дверей в соседние залы и боковые проходы — у одной из них Люмин вдруг чутко замерла, пронзенная тем же самым острым чувством, что настигло ее на развалинах Старого Монштадта. Короткая судорога будто, яркая вспышка предчувствия, словно краем глаза она поймала, как мелькает в темноте золотая коса — Путешественница рассеянно выпустила из руки ладонь Тартальи и неуверенно шагнула к двери, чтобы заглянуть внутрь.
Открывшаяся ее взору комната была непривычно тесна для здешних просторных залов — почти каморка — и обставлена до скупого аскетично: от узкой кровати в углу сохранился лишь остов, и каменная полка над нею держалась до сих пор лишь потому, что была буквально вмонтирована в стену; все остальное пространство же занимало одно из здешних устройств — очевидно отличающееся от них, однако, будто кто-то методично добаратывал его. Люмин сделала пару шагов, окидывая узкое помещение рассеянным взглядом, и вновь застыла, пригвожденная к месту осознанием.
На запыленной приборной панели, тускло мерцающей голубым, лежал белый интейват — среди древних камней и архаичной техники, посреди полного запустения он выглядел неуместно и чуждо, свежий, будто только что сорванный.
Рука Люмин безотчетно взметнулась вверх, чтобы мимолетно коснуться цветка в волосах.
Вот оно в чем дело.
Наносная беспечность слетала с обидной легкостью; и Люмин злилась на себя, и ничего не могла с собой поделать.
— Чайлд, — напряженно позвала она, не отводя взгляда от интейвата, — послушай, а если... а если бы вдруг так вышло, что тебе пришлось бы оставить Тевкра... нет, Тоню. Что если бы тебе вдруг пришлось оставить ее одну... и уйти. Что могло бы заставить тебя не вернуться к ней?..
Развернутая над приборной панелью проекция мерцала, приглашая продолжить оборванный пятьсот лет назад сеанс — Люмин потянулась не к ней, но к цветку, лишь случайно задевая интерфейс.
И древняя машина ожила.